Неточные совпадения
Реформы, затеянные Грустиловым, были встречены со стороны их громким сочувствием; густою толпою убогие люди
наполняли двор градоначальнического
дома; одни ковыляли на деревяшках, другие ползали на четверинках.
Через несколько дней он был
дома, ужинал с матерью и Варавкой, который,
наполнив своим жиром и мясом глубокое кресло, говорил, чавкая и задыхаясь...
Иногда казалось, что тяжкий дым фабричных труб имеет странное свойство: вздымаясь и растекаясь над городом, он как бы разъедал его. Крыши
домов таяли, исчезали, всплывая вверх, затем снова опускались из дыма. Призрачный город качался, приобретая жуткую неустойчивость, это
наполняло Самгина странной тяжестью, заставляя вспоминать славянофилов, не любивших Петербург, «Медного всадника», болезненные рассказы Гоголя.
Самгин встал у косяка витрины, глядя направо; он видел, что монархисты двигаются быстро, во всю ширину улицы, они как бы скользят по наклонной плоскости, и в их движении есть что-то слепое, они, всей массой, качаются со стороны на сторону, толкают стены
домов, заборы,
наполняя улицу воем, и вой звучит по-зимнему — зло и скучно.
Всюду над Москвой, в небе, всё еще густо-черном, вспыхнули и трепетали зарева, можно было думать, что сотни медных голосов
наполняют воздух светом, а церкви поднялись из хаоса
домов золотыми кораблями сказки.
Так прошел весь вечер, и наступила ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей — одна. Он опять вышел на крыльцо. На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега,
наполнял весь воздух. С реки, которая была в ста шагах под кручью перед
домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Наследник приваловских миллионов заснул в прадедовском гнезде тяжелым и тревожным сном. Ему грезились тени его предков, которые вереницей
наполняли этот старый
дом и с удивлением смотрели на свою последнюю отрасль. Привалов видел этих людей и боялся их. Привалов глухо застонал во сне, и его губы шептали: «Мне ничего не нужно вашего… решительно ничего. Меня давят ваши миллионы…»
Сотни рабочих с утра до ночи суетились по
дому, как муравьи,
наполняя старые приваловские стены веселым трудовым шумом.
Почерневшие канделябры, необыкновенная мебель, всякие редкости, стенные часы, будто бы купленные Петром I в Амстердаме, креслы, будто бы из
дома Станислава Лещинского, рамы без картин, картины, обороченные к стене, — все это, поставленное кой-как,
наполняло три большие залы, нетопленые и неосвещенные.
Выстроила просторный
дом, развела огород и фруктовый сад,
наполнила холостые постройки домашним скотом и всякой птицей и зажила, как в деревне.
Гаев. Друзья мои, милые, дорогие друзья мои! Покидая этот
дом навсегда, могу ли я умолчать, могу ли удержаться, чтобы не высказать на прощанье те чувства, которые
наполняют теперь все мое существо…
Мне было лень спросить — что это за дело?
Дом наполняла скучная тишина, какой-то шерстяной шорох, хотелось, чтобы скорее пришла ночь. Дед стоял, прижавшись спиной к печи, и смотрел в окно прищурясь; зеленая старуха помогала матери укладываться, ворчала, охала, а бабушку, с полудня пьяную, стыда за нее ради, спровадили на чердак и заперли там.
— Бон-да-рен-ко! — крикнул из-за стены полковой командир, и звук его огромного голоса сразу
наполнил все закоулки
дома и, казалось, заколебал тонкие перегородки передней. Он никогда не употреблял в дело звонка, полагаясь на свое необыкновенное горло. — Бондаренко! Кто там есть еще? Проси.
Только рассказчик сцен делает вид, что он здесь —
дома, и
наполняет залу звукоподражаниями.
Он
наполняет ею все кадочки и бочонки, какие только найдутся в
доме, и в продолжение всего лета лакомит себя, семью и домочадцев соленою рыбкой.
Все провожали его в прихожую и говорили обычные слова так добродушно и просто, что эти слова казались значительными. Он вышел на тихую улицу, точно из бани, чувствуя себя чистым и лёгким, и шёл домой медленно, боясь расплескать из сердца то приятное, чем
наполнили его в этом бедном
доме. И лишь где-то глубоко лежал тяжёлый, едкий осадок...
Тон, которым были сказаны Собачкиным эти последние слова, звучал такою грустью, что «стригуны» невольно задумались. Вся обстановка была какая-то унылая; от камелька разливался во все стороны синеватый трепещущий свет; с улицы доносилось какое-то гуденье: не то ветер порхал властелином по опустелой улице, не то «старичье» хмельными ватагами разъезжалось по
домам; частый, мерзлый снежок дребезжал в окна,
наполняя комнату словно жужжанием бесчисленного множества комаров…
Отец, которому уроки не стоили никакого труда, имел много свободного времени и нередко злоупотреблял своими досугами,
наполняя их опрометчивыми шалостями, нередко в обиду ближних; но в
доме, любя князя Дмитрия, все это покрывали и не доводили до княгини.
«Хоть бы прибрал ее господь… ну ее… всем тягость только; провались она совсем…» — говаривали частенько тетки; но господь, видно, их не слушал: старуха жила,
наполняя по-прежнему
дом жалобами и канюченьем.
— Вались, слышь, на господску… Барин приказал… Дворяна, видно, прибавил он в раздумье и вдруг отчаянно заколотил трещоткой, как бы желая показать освещенному
дому, что он охраняет его беспечное веселье по соседству с насторожившейся холодной пустыней. Стук его трещотки
наполнил улицу и полетел вдаль, в спутанную мглу реки и гор. Когда же трещотка смолкла, то на улицу опять порхнули звуки оркестра, и тени на занавесках опять двигались, подпрыгивали, встречались, отвешивали поклоны и расходились…
В
доме потухли огни, замолкли все звуки; только соловей
наполнял собой, казалось, всё необъятное, молчаливое и светлое пространство.
Прежде, когда еще он сидел
дома, в тоске, он тысячу раз представлял себе, как он войдет в свою канцелярию. С ужасом убеждался он, что непременно услышит за собою двусмысленный шепот, увидит двусмысленные лица, пожнет злокачественнейшие улыбки. Каково же было его изумление, когда на деле ничего этого не случилось. Его встретили почтительно; ему кланялись; все были серьезны; все были заняты. Радость
наполнила его сердце, когда он пробрался к себе в кабинет.
Кроме того, надо сказать, что все обезьяны по своей натуре пьяницы, обжоры, лакомки, суетливы, любопытны и своей жизнью готовы
наполнить не то что целый
дом, но даже несколько кварталов в городе.
Вы сеете для того, чтобы он уничтожал ваши посевы, вы
наполняете и убираете ваши
дома для его грабежей; вы воспитываете ваших детей с тем, чтобы он вел их на свои войны, на бойни, чтобы он делал их исполнителями своих похотей, своих мщений.
Дом был запущен; в верхнем этаже штучный паркетный пол вынут в нескольких комнатах; мебели — никакой, стены облупились; да и в нижнем этаже, кроме кабинета хозяина, все остальное пахнет дворянской грязцой и скудостью. Но парк
наполнил его стародавним чувством, которое заново воскресло и еще ярче, чем на колокольне села Заводного, когда он по приезде туда лазил на нее, о вечернях.
Толпа в несколько тысяч человек (далеко не пятнадцать,как телеграфировал Стэнлей)
наполняла небольшую четырехугольную площадь, всю обставленную
домами, — толпа действительно народная, страстно, но сдержанно внимавшая ораторам, которые говорили с балкона, где помещались и все мы — корреспонденты. А в короткие антракты раздавались крики продавцов холодной воды и лакомств, сливавшиеся с музыкальным гулом толпы, где преобладали подгородние крестьяне.
Это сознание
наполняет Евлампия Григорьевича особым сладострастным почтением к собственному
дому.
Кто
дом мой изобильем
наполнит?..
Поражающее неравенство в положении офицерства и солдат, голодавшие
дома семьи, бившие в глаза неустройства и неурядицы войны, разрушенное обаяние русского оружия, шедшие из России вести о грозных народных движениях, — все это
наполняло солдатские души смутною, хаотическою злобою, жаждою мести кому-то, желанием что-то бить, что-то разрушать, желанием всю жизнь взмести в одном воющем, грозном, пьяно-вольном урагане.
Множество «барских барынь», то есть обедневших дворянок, воспитанников и воспитанниц и других приживалок
наполняло ее
дом, но даже они разделялись на «парадных» и «домашних».
Присутствие любимой женщины в его
доме наполняло его сердце бесконечным счастьем, смешанным, как это ни странно, с бесконечным страданием.
Кабинет постоянно
наполняли сумерки от высокого брандмауера соседнего
дома, но Лука Иванович все-таки смог сообразить, что стояло далеко не раннее утро.
Те начали исполнять приказание, и вскоре дым от четырех костров
наполнил дворик и почти скрыл умиравшую в соседнем
доме старуху, продолжавшую только повторять одно слово...
Мортусы, набранные из выпущенных из тюрьмы колодников, так назывались тогда арестанты, крючьями вытаскивали мертвецов из
домов и
наполняли ими свои телеги. Но смерть не ждала, число ее жертв увеличивалось, и мортусы не успевали убирать трупы.
Те мимолетные связи, для которых месяц-два составляют уже тяжелую, скучную вечность с этими «артистками любви»,
наполняли жизнь графа Белавина, и он несколько отрезвел только тогда, когда от сравнительно большого состояния, оставленного ему родителями, остались два-три десятка тысяч и заложенный в кредитном обществе и в частных руках
дом на Литейной.
Наружным величием старается он заменить истинное: к маленькому
дому сделаны огромные пристройки; блестящий двор и гвардия герцога курляндского
наполняют его.
Мысли о том, что она, может быть, спасет эту несчастную и доставит ее к ее матери,
наполнили душу графини тем радостным чувством, которое для доброго человека является лучшим вознаграждением за доброе дело, и она, мысленно укорив себя за мгновенную слабость, также мысленно возблагодарила Бога, что он привел ее в этот
дом одновременно с пребыванием в нем Марьи Валерьяновны.
Эта странная женщина с лицом, таким безжизненным, словно из него выпили всю кровь, неизвестно откуда появившаяся и так же бесследно пропавшая, всколыхнула тихий
дом и
наполнила его глухой тревогою.
И тихая жалость к умершему человеку
наполнила его сердце; и первый раз за много дней Павел почувствовал себя
дома, на своей постели, одного, а не на улице, среди тысяч враждебных и чуждых жизней.